Братья тучковы герои отечественной войны 1812 года. История любви. Александр и Маргарита Тучковы
Тучковы владели землями в Московской, Тульской, Владимирской, Симбирской, Ярославской губерниях. В Пензенской губернии им принадлежало село Яхонтово (Долгоруково) в Инсарском уезде (ныне Иссинский район).
Уже в XVI веке Тучковы были близки к царскому дому, а в XIX веке род прославился в войне 1812 года.
Алексей Васильевич Тучков(1729 – 1799, Москва), инженер, генерал-поручик, действительный тайный советник. Он участвовал в Семилетней войне, управлял в Санкт-Петербурге инженерной и артиллерийской частью, построил мост на Васильевском острове, имел 5 сыновей, в их числе:
Алексей Алексеевич (1766 – 1853), генерал-майор в отставке с 1797 года, предводитель дворян Звенигородского уезда Московской губернии в 1812 году. За организацию ополчения Алексей Алексеевич был награждён орденом Святого Владимира 3 степени. Он владел селом Долгоруково и более чем 1000 душ крепостных, жил в Москве и в имении.
Его сын Алексей Алексеевич (26.12.1800, Москва – 1879, Долгоруково), поручик Генерального штаба в отставке с 1826 года. Учился в школе колонновожатых и в Московском университете, был членом Союза благоденствия в 1818 году и московской управы Севастопольского общества в 1825 году. 14 декабря 1825 года Алексей Тучков находился в Москве, арестован в январе 1826 года, 4 месяца пробыл в заключении и был освобождён по недостатку улик. После отставки жил в селе Долгорукове, избирался предводителем дворянства Инсарского уезда в 1832-1847 годах. В 1847 году заслужил орден Святого Владимира 4-й степени "в награду усердного и беспорочного служения по выборам дворянства". И в то же время в 1848-1850, а также в 1853-1857 годах находился под негласным надзором полиции. В феврале 1850 года арестовывался вместе с Н.П. Огарёвым, Н.М. Сатиным, И.В. Селивановым за "принадлежность к коммунистической секте" по доносу губернатора А.А. Панчулидзева и Л.Я. Рославлева, отца первой жены Огарёва. Освобождён через месяц.
Тучков был "хорошим приятелем" В.Г. Белинского, знаком с А.И. Герценом, который писал: "Чрезвычайно интересный человек, с необыкновенно развитым практичным умом". Алексей Алексеевич был опекуном малолетнего И.А. Салова, будущего писателя. Он открыл в Долгорукове сахарный завод и школу для крестьянских детей на 40 ученических мест, где сам преподавал. Алексей Тучков был ярым противником крепостного права, отличался гуманным отношением к крестьянам и многократно защищал их интересы перед властями. В 1823 году Алексей Алексеевич женился на Наталье Аполлоновне Жемчужниковой. У них было две дочери:
Елена Алексеевна (1827 – 1871), жена Н.М. Сатина, и
Наталья Алексеевна (1829 – 1913), мемуаристка, вторая жена Н.П. Огарёва, с 1857 года – гражданская жена А.И. Герцена.
Лучшие дня
Павел Алексеевич (1803 – 1864), брат Алексея Алексеевича, дядя Наталья Алексеевны Тучковой-Огарёвой, дослужился до чина генерал-лейтенанта, был членом Государственного совета, московским генерал-губернатором. После его смерти в Московском университете были учреждены две тучковские стипендии.
Отзыв
Андрей Вячеславович
24.09.2007 04:12:36
Мои предки покоятся на кладбище в Картино при храме. К сожалению могилу найти не смог.По словам отца, на месте захоронения распологалось большое надгробие. Это были не бедные люди и помогали средствами на строительство храма. Сейчас я преобрел дачу рядом с Тучково. В серии ЖЗЛ есть выпуск, посвященный героям воны 1812года.Там есть раздел, посвященный Тучковым.Очень сожалею,что упустил данное издание.Мало знаю и о предках.
Cловосочетание «яркая историческая эпоха» постоянно на слуху. Яркая масштабом событий, величием личностей, значением перемен. Несомненно, таким временем была эпоха наполеоновских войн и несколько десятилетий, ей предшествовавших. Однако имена тех, кто выполняет чужие планы и своими руками творит не в фаворе у биографов. Николай Алексеевич Тучков, как и многие другие талантливые генералы, оказался в значительной степени обделённым вниманием.
Николай Алексеевич старший из четырех братьев Тучковы, сыновей Алексея Васильевича Тучкова. Все четверо посвятили себя военному ремеслу и участвовали в Отечественной войне 1812 года.
Родился Николай Тучков в 1761 году, по другим данным в 1765. В 1773 году записан кондуктором в Инженерный корпус, а действительную службу начал в 1778 адъютантом генерал-фельдцейхмейстера. В 1783 году Тучков получает повышение до подпоручика Канонирского полка.
Боевое крещение получил в возрасте 22 лет, участвуя в Русско-шведской войне 1788-1790 гг. В этой войне приобрел опыт командования артиллерийским полком и батальоном берегового десанта.
С 1791 по 1794 Николай Алексеевич совершенствует военные навыки под командованием своего отца, Алексея Васильевича Тучкова, и прославленного уже тогда полководца Александра Суворова. Вместе с отцом возводит полевые фортификации на границе с Финляндией, затем отправляется на юг к Суворову.
В 1794 году Николай Тучков воюет с польскими повстанцами. В битве у деревни Щекочины, близ которой сошлись войска Суворова и повстанческая армия под предводительством Костюшко, Николай Алексеевич проявил поистине аристократическое благородство, остановив наступление прусских улан, попытавшихся вступить в бой, когда его исход был очевиден. Сражаться в тот момент уже было не с кем, а вот возможностей добивать сколь угодно. Решение свое Тучков сопроводил таким обращением к солдатам: «Мы заплатим большой долг совести, когда не подпустим мясников!».
После подавления польского восстания Тучков получает личное приглашение Суворова на учения, основная задача которых выработать навыки ведения войны против французов. Как вскоре выяснилось, ученье оказалось впрок.
В 1797-1798 гг. Николай Алексеевич состоял в антимонархическом кружке, корень зла, участники которого видели в самом самодержавном строе. Дворяне, надо сказать, в своей массе конспирироваться не умели, и не знали о таких «тайных» обществах, разве что глухие и умственно отсталые.
Немудрено, что самодержца, коим был и без того не отличавшийся тихим характером, Павел I, мысли о его свержении не обрадовали. Кружок разогнали, а участникам грозило наказание по всей строгости: от лишения званий и дворянства и ссылок, до бессрочно заключения в крепостях (читай: политических тюрьма).
Но из-за того что в «заговоре» были замешаны высокопоставленные лица, которые, понятно, своего раскрытия не желали, дело удалось замять, а наказания – тем кто попался – значительно смягчить.
Николай Алексеевич Тучков был сослан в Олонецкий край, однако чина генерал-майора и поста командующего Севского полка, полученного 4 октября 1797 года, не лишился.
И уже в 1799, своим участием в Швейцарско походе, Тучков доказал, что это место занимает по праву.
Николай Алексеевич обратился напрямую к Суворову с просьбой служить под его началом, однако армейская канцелярия оказалась расторопнее, и полк Тучкова вошел в состав корпуса Римского-Корсакова. В результате неудачных действий, а местами и откровенных подстав со стороны австрийских «союзников» корпус остался один на один против 80–тысячной армии французов под командованием генерала Массены, уже успевшего неплохо себя зарекомендовать. Тучков предлагал противопоставить 4-х кратному численному превосходству противника решительность и инициативность действий. Но Римский-Корсаков предпочел положиться на стандартную линейную тактику и, разумеется, был разбит. От полного разгрома корпус спасло только то, что французы самоуверенно не стали организовывать преследования. Но и при этом, печального итога было не миновать, если бы не быстрый и решительный ответ Тучкова, которому удалось во главе нескольких полков предпринять удачную атаку в лучших традициях Суворова. Авангард французов был рассеян, а наступление задержалось почти на 11 часов.
К 1800 году Николай Алексеевич получает чин генерал-лейтенанта и должность инспектора войск в Лифляндии. До 1804 год занимается подготовкой гарнизонных и строевых войск в духе суворовской системы воспитания. Предлагает организационные реформы армии и переход к корпусной системе войск.
Тучков настаивал, что корпус должен быть самостоятельной оперативной единицей, командир которого творчески и инициативно решает боевые задачи, воплощая тактические и стратегические замыслы генералитета.
В войнах коалиций (1805-1807) Николай Алексеевич блестяще проявил себя во многих сражениях. Самым крупным и кровопролитным из которых было сражение при Прейсиш-Эйлау. Здесь Тучков командовал правым крылом русской армии. И войска выстояли. Беннигсен высоко оценил действия
Небольшие сражения же измеряются десятками, если не сотнями: арьергардные бои под Аустерлицем, Кремсом, Амштеттеном – в 1805; сражения у Насельска, оборона предместий Полоцка, бои под Стрекочином и Головине – в 1806; авангардные бои при Янков, Граве и Пандсберге – в 1807. И это послужной список можно продолжать еще очень долго.
С завершением войн коалиций против Бонапарта, лично просит о переводе в любые «военные уделы», где бы не попал под командование Беннигсена. Тучков был крайне низкого мнения о полководческом даровании последнего.
В 1808 Николай Алексеевич получает назначение командовать 5-й пехотной дивизией, которая действует на правом крыле против шведов.
Впоследствии, шведские генералы признавались, что благодарили Бога за то, что Александр I не принял стратегического плана, предлагаемого Тучковым, так как в случае реализации последнего шведам грозил очень большие неприятности.
Тучков действовал крайне удачно во вверенном регионе. Взял 6 крепостей, позаботился о материальной части обеспечения войск и при этом с мирным населением обращался нетипично гуманно.
Благородство было оценено даже Густавом IV, который издал приказ по войскам «в Тучкова не целиться».
1810 год провел в отпуске на лечении от простуд и ранений.
В 1811 исполняет обязанности коменданта Каменец-Подольска.
В 1812 Николай Тучков вновь возвращается на службу и принимает командование 3-м пехотным корпусом численностью порядка 15 тыс. человек. Корпус входил в составе 1-й Западной армии Барклая-де-Толли.
На боевое соединение Тучков легла тяжелая задача – не допустить разделения армий Барклая и Багратиона, как можно дольше сдерживая французов в арьергардных боях.
Необходимо сказать, что организованное отступление – это наиболее сложный вид маневра. Осуществить его могут только самые талантливые полководцы, ведь действовать приходиться в условиях постоянного численного превосходства противника. Занять выгодную позицию, отбить несколько атак противника скрыто отступить, сохранив жизни солдат… И это при том, что боевой дух отступающих поддерживать гораздо сложней. То, что такая ответственная задача была поставлена именно Тучкову, говорит об огромном доверии, которым он пользовался у командующих.
Николай Алексеевич с задачей справился идеально. Первая и вторая армии соединились в Смоленске после месяца отступления.
Следующее крупное сражение стало для Николая Алексеевича последним.
В битве при Бородино, по первоначально диспозиции корпус Тучкова располагался за холмами недалеко от деревни Псарева. Там же находился артеллерийский резерв из 300 орудий. По первоначальному замыслу, корпус Тучкова должен был действовать из засады против фланга и тыла войск атаковавших багратионовы флеши французов. Но при объезде войск генерал Беннигсен без ведома Кутузова выдвинул 3-й пехотный к на Старую Смоленскую дорогу для обороны Утицкого кургана. Целесообразность этого решения до сих пор вызывает сомнения и провоцирует споры историков. С одной стороны критикуются действия Беннигсена, кстати Тучков с решием активно спорил, однако вынужден был подчиниться, с другой приводятся аргументы, что засада у Псарева, в тылу армии Багратиона организовывалась непонятно на кого, отмечая при этом, огромную роль которою корпус сыграл в защите левого фланга.
Кто бы в этом споре ни был прав, свой долг бойцы Николая Алексеевича, как и он сам, выполнили полностью и с честью, сдержав натиск многратно превосходящих сил Понятовского. В одной из штыковых атак на Утицкий курган, Тучков получил тяжелое ранение. Пуля попала в грудь. Когда его вынесли с поля боя, первым вопросом был: «Чей курган?».Раненного Николая Алексеевича вывезли в Можайск, затем в Ярославль. Ранение оказалось слишком тяжелым и через 3 недели Николай Тучков умер. Похоронен с почестями в Толгорском монастыре. Николай Алексеевич был одним из тех генералов, штыками солдат которого творилась история Европы, облекая замыслы полководцов плотью действия на полях сражений.
Николай I открывал на Бородинском поле памятник героям Бородинской битвы. Это утро 26 августа 1839 года было так же свежо и ясно, как утро Бородинского боя. Природа изначально отделилась от людей, не желала принимать участия в их безумствах и убийствах друг друга. Ей не нужна слава, богатства: вся земля - ее Отечество, поэтому такое же яркое, желтое солнце взошло над Бородином двадцать семь лет спустя, и также чувствительна была уже осенняя свежесть.
Тысячи блесков перемешались между собой: штыки, каски, звезды и эполеты генералов, шитье знамен. Войска, около 120 тысяч, окружали колоннами с трех сторон возвышение с памятником Бородинской битве, у подножия которого покоился Багратион. В этом месте в двенадцатом году был самый жаркий бой, когда люди, потеряв уже надежду уничтожить друг друга из пушек, перемешались в рукопашной убийственной свалке.
С этого места особенно виделась и чувствовалась вся огромность поля, вместившего в себя столько живых и погибших.
Пехота была неподвижна, конница, наоборот, как живая мозаика, постоянно находилась в движении: лошади косили друг на друга, нетерпеливо пританцовывали, копытами приминали зеленую еще сочную траву.
В центре парада, у ограды памятника, собрались отставные воины, участники сражения, прибывшие на этот праздник из разных мест. Инвалиды в ожидании торжества сидели на ступеньках монумента. Костыли и палки валялись рядом. Среди них не было заметно того возбуждения, которое царило в парадных войсках, они вяло перебрасывались словами, щурились на солнце, отдыхали.
И тем не менее, именно они составляли на поле единый монолит, неделимое целое того, частями, отголосками которого был и этот день, и эти новые, выстроенные колоннами войска. Прошлое, затмившее их предыдущую жизнь, наложившее свою руку на все их будущее, прошлое, состоявшее из одного только дня - Бородинского боя, объединяло их, делало похожими на одного усталого и мудрого человека.
Вне ограды выстроились бородинские воины, еще находившиеся на службе. Они соединяли в себе прошлое и настоящее и поэтому смотрелись особняком, полностью не принадлежа ни молодым войскам, ни инвалидам. Но вот появился император. Проскакал мимо колонн, и полетело в воздух повсеместное «ура», еще, еще, громче… и вдруг все стихло. Медленно, торжественно и нестройно с хоругвями и крестом потянулся от Бородина церковный ход.
…У ограды памятника стояла пожилая монахиня, вцепившись в стальные прутья, как будто ноги не держали ее; она пристально смотрела в одну точку, и завораживающий напряженный взгляд ее темно-зеленых глаз выражал одну только внутреннюю, болезненную сосредоточенность и взлелеянную, оберегаемую скорбь. С ней никто не заговаривал, взглянув на нее, каждый испытывал чувство неловкости. Глаза отводились, и воспоминания: запахи, цвета, обрывочные картины - вдруг накатывали удушливой пороховой волной, и меркло под дымовой завесой солнце, и слышался хруст штыка, входящего в человеческое тело. И отставной воин тянулся за табаком, снова взглядывал на монахиню и не мог понять, почему именно от нее, а не от торжественных речей, не от парадной пальбы тяжело наваливалось на него прошедшее.
Имена и деятельность Тучковых никогда не были предметом громких разговоров, славы и похвал. Видимо, по природе и воспитанию своему они считали честь и верность долгу делом обычным и естественным для человеческого сердца, никогда не выделяли и не оговаривали своих поступков, и настолько сами были чужды восхищению своими делами, что для современников их доблесть и деятельность носила характер чего-то нормального, само собой разумеющегося. Малоизвестные при жизни, они были тотчас забыты после смерти. До нас из прошлого дошли имена многих героев; поэты, историки и писатели поведали нам об их подвигах. О Тучковых - почти ничего. Так получилось с Сергеем Алексеевичем, средним братом, писателем, благодаря которому люди того времени могли пополнить свои знания о таких «малоизвестных» и «темных» землях, как Бессарабия, Грузия, Литва. Наряду с Пушкиным, который был «очарован его умом и любезностью», Лермонтовым, выполнял он благородную миссию - донести до российских жителей образ, нравы и культуру этих самобытных земель. Основатель целого города в Бессарабии, названного его именем, участник четырех войн (в том числе 1812 г.), о храбрости и распорядительности которого не раз говорил Суворов, генерал-лейтенант, сенатор.
Мало известно о подвиге Павла Алексеевича Тучкова, одного из братьев, который «вопреки повелению, ясно изложенному в диспозиции», затеял сражение, вошедшее в историю под названием Лубинское. Французам не удалось отрезать Первую армию от Второй и отбросить ее от Московской дороги. Изрубленный саблями, он был взят в плен и прожил три года на чужбине.
Имя самого старшего брата Алексея Алексеевича Тучкова отсутствует во всех энциклопедиях, включая современные. В «Записках» его сын Павел Алексеевич пишет, что у его деда, Алексея Васильевича Тучкова, сенатора, было пятеро, а не четверо сыновей. Самым старшим из них и был Алексей Алексеевич, член Государственного совета, генерал-лейтенант. Из-за неприятностей с министром того времени графом Аракчеевым он оставил военную службу и, уединившись в деревне, посвятил свою жизнь детям. Старший, названный, как и отец, Алексеем, стал декабристом. Дружил с Н. П. Огаревым и А. И. Герценом, дважды был арестован по обвинению в принадлежности к «коммунистической секте», а младший сын, автор «Записок», Павел Алексеевич, был крупным ученым-топографом того времени. Любимец русских императоров, он смог отказаться от назначения наместником царства Польского по причине того, что не способен «…отстранить от себя невольное доверие к другим…». В конце жизни он написал биографию Тучковых, к имени которых родилась в нем «с ранней поры гордость принадлежать».
Тучковы - род дворянский, берущий начало из новгородских бояр, выселенных при Иоанне III во внутренние области России.
Предок Тучковых - Михаил Прушанин (или Прушанич) выехал из Пруссии в Новгород в начале тринадцатого века, скончался там и похоронен в церкви св. Архангела Михаила, на Прусской улице. Сын его, Терентий Михайлович, был боярином при великом князе Александре Невском и отличился в знаменитой Невской битве 15 июля 1240 года. Его праправнук Борис Михайлович Морозов имел прозвище Тучко.
Племянница его сына Василия Тучкова - впоследствии прабабка царя Михаила Федоровича Романова. Сын Василия Борисовича, Михаил, боярин великого князя Василия Иоанновича, несколько раз направлялся послом в чужие края. Внуки Михаила - Иван, Давид, Ермолай Степановичи.
От них и пошли братья Тучковы.
Праправнук Ермолая, Алексей Васильевич, сподвижник Румянцева, инженер-генерал-поручик при Екатерине II, а при Павле I - сенатор, начальствовал над крепостями по польской и турецкой границам. Под его наблюдением был построен постоянный деревянный мост через Неву, и доныне называющийся «Тучков». Женат на Елене Яковлевне, урожденной Казариной, имел пятерых сыновей и двух дочерей. Умер в 1799 году, двадцатого мая.
Герб их рода представляет собой щит, разделенный перпендикулярно на две части, в правой изображен воин, державший в одной руке копье, поднятое вверх, в другой - щит. В левой части на голубом поле лев, стоящий, на задних лапах и повернутый в правую сторону. Над ним видна туча, откуда вылетает молния, поражающая льва.
Знакомясь с жизнью братьев Тучковых, определяя их значимость для России XIX века, мы одновременно получаем ключ к истокам их деяний. Опыт, уровень самосознания, доблесть предков обязательно проявляются в потомках.
Гармонично, ясно, строго было все в их жизни, естественно и прочно сплелись их судьбы с судьбой России, и невозможность иного пути и иной участи - очевидна.
Путь их, идя «стезею правды, встречая преграды со стороны любимцев слепого счастья, отражая клевету и злобу, труден был, и если воздаяния заслуг не всем из них было уделом, то взамен некоторым предназначена награда свыше: умереть во славу своего Отечества».
Воин Николай
Он родился в 1765 году, 16 апреля. В восьмилетнем возрасте, по обычаю того времени, был «записан в военную службу» и выпущен офицером в 1778 году. Его отец, Алексей Васильевич Тучков, военный инженер, благословил сына на службу, так как считал звание военного лучшей и достойнейшей участью для всех своих сыновей.
И ничто в судьбе Николая Тучкова до самой смерти не могло изменить однажды принятого решения.
Свое боевое поприще он начал в шведскую войну 1788–1790 годов, 23 лет от роду. После этого похода переведен в Муромский пехотный полк; участвовал в войне против польских конфедератов.
В 1794 году отличился в сражении при Мацеевичах. Командуя батальоном Великолуцкого полка, Николай Тучков проявил не юношеское сорвиголовство, а хладнокровную, зрелую храбрость. Генерал Ферзен, оценив по достоинству качества молодого воина, в знак расположения отправил его с донесением к императрице, которая собственноручно наградила его Георгиевским крестом за отличную службу и поздравила с чином полковника.
В походе 1799 года, во время войны с Францией, генерал-лейтенант Тучков, находясь в корпусе Римского-Корсакова, после неудачного Цюрихского сражения, проявил мужество и сумел вместе с Севским полком прорваться сквозь кольцо неприятеля и воссоединиться с главной армией Суворова.
Участвовал он и в русско-прусско-французской войне 1805–1807 годов. Был командиром правого крыла армии Беннигсена и отличился в бою при Прейсиш-Эйлау. В русско-шведской войне 1808–1809 годов командовал дивизией с не меньшим отличием.
Николай Алексеевич участвовал почти во всех войнах, которые выпали на его жизнь. Всегда среди солдат, любимый генерал, он не позволял себе никаких привилегий на поле сражения. Его награды и чины заработаны ценой всей его жизни.
«Он небольшого роста, рябоват, ловок в обращении и со светским образованием. Воин в душе, при замечательных своих дарованиях военных, он имел ум просвещенный, обхождение привлекательное. Но отличительными чертами его характера были строгое бескорыстие и непоколебимое прямодушие. Чуждый всех личных выгод… он помышлял только о добросовестном исполнении своего долга… Николай Алексеевич пользовался уважением всей армии, и память о нем сохранится навсегда в военных летописях России».
Когда началась Отечественная война 1812 года, H. A. Тучков был назначен в 1-ю Западную армию, командиром 3-го пехотного корпуса, состоявшего из 1-й гренадерской и 3-й пехотной дивизий. В последнюю под начальством графа Коновницына определился его младший брат Александр. Отступая со своими войсками прежде к Вильне, затем к Витебску, участвуя в бою у Островно и в битве 5 августа у Смоленска, среди его корпуса более всего отличилась дивизия Коновницына и младший брат Николая Александр.
…«Вечером 6-го числа Барклай де Толли переходил с Пореченской дороги на Московскую». Впереди колонны, порученной Николаю Алексеевичу, выступал авангард под командованием генерал-майора Павла Алексеевича Тучкова. В этот день три брата виделись вместе в последний раз.
После битвы под Лубином Николай Тучков направился к Бородину и около деревни Утица расположился корпусом, чтобы противник не смог обойти русские войска по Старой Смоленской дороге.
Корпус Тучкова дополнили семью тысячами человек Московского ополчения. Не исключено, что в сборе ополчения участвовал его старший брат Алексей Алексеевич - в то время предводитель Звенигородского уезда Московской губернии. Кутузов дал распоряжение поставить корпус Тучкова скрытно, в кустарнике, под высоким курганом. Корпус должен был неожиданно ударить по французам, если они станут обходить левое крыло.
«Когда неприятель употребит в дело последние резервы свои на левый фланг Багратиона, то я пущу ему скрытое войско во фланг и в тыл», - говорил Кутузов. Начальник штаба Беннигсен распорядился иначе. Разъезжая вечером, накануне сражения войска, он приказал Тучкову выйти из укрытия и встать на кургане, сетуя на то, что надо же было так глупо распорядиться кому-то (имея в виду, конечно же, Кутузова) и оставить высоту, не занятую нашими войсками. Тучков возражал, так как имел другое распоряжение, но вынужден был подчиниться повторному приказу.
Вскоре после начала боя князь Багратион приказал Н. А. Тучкову немедленно прислать ему на помощь дивизию Коновницына. Тучков тут же сделал это, хотя формально мог не подчиниться, так как находился под командованием Барклая-де-Толли. Дивизия Коновницына, в составе которой был его младший брат, бросилась на помощь Багратиону, а Николай Алексеевич остался с трехтысячным отрядом сдерживать натиск корпуса Понятовского. Началась борьба за высоту около Утицы. Во все время атаки Николай Алексеевич был впереди полка. Высота была отнята у французов, «но пуля пробила у Тучкова грудь, и замертво отнесли его с поля сражения».
Долгое время лежало на Н. А. Тучкове подозрение, что «он не умел держаться». Кутузов, не зная о том, что его распоряжение было отменено Беннигсеном, усомнился в храбрости генерала.
«Записки» Щербинина вместе с другими материалами Военно-ученого архива Главного штаба, изданные военным исследователем 1812 года В. И. Харкевичем в 1900 году, показывают нам истинное положение вещей.
Оказывается, что только в начале 1813 года, за два месяца до смерти, Кутузов узнал о самоуправстве Беннигсена и невиновности Тучкова, «который сам был убит наповал, и поэтому свалить на него все вины было легко». Но что имело здесь более место: формализм Беннигсена, который был «обуреваем непобедимой потребностью мешаться во все и вся», и «порицавший все, что не исходило от него лично», или его сознательные интриги против Кутузова, на месте которого он мечтал находиться, - неизвестно. Да и не так уж важно, потому что сражение было выиграно, а Николай Алексеевич убит.
Корпусной врач перевязал глубокую рану, поморщился от своей бесполезности. Адъютант и солдаты бережно уложили на шинели своего генерала и понесли с поля боя. У перелеска они были остановлены офицером, догнавшим их верхом.
Он обратился к адъютанту:
Живой еще. Грудь пробила, злодейка.
Да… Брата его только что убило у Семеновского.
Офицер пришпорил взмыленную лошадь и рванулся обратно туда, где земля поднималась, стонала и все глубже пропитывалась кровью как дождем.
Из Можайска, узнав о ранении брата, примчался Алексей Алексеевич, самый старший брат. В Можайске он находился по делам ополчения и снабжения войска.
Он осторожно поддерживал голову Николая, пока его устраивали в дорожной карете, и не знал, как сказать ему о смерти Александра. Каково же было его удивление, когда первой просьбой очнувшегося Николая было «никогда, ни одним словом не напоминать ему о том, что любимого им Александра больше нет».
Из Можайска Тучкова перевезли в Ярославль. В сознание он приходил редко и скончался в Толгском мужском монастыре после трехнедельных страданий. Там же и похоронен.
К сожалению, сохранились лишь скудные сведения о жизни Николая Алексеевича. Как человек, целиком отдавшийся военному делу, он почти не жил дома, не был женат и не оставил после себя ни записей, ни воспоминаний, ни писем, ни дневников. На все это у него, видимо, просто не было времени, да и охоты. Из семейных преданий Тучковых известно, что он был «примерным родственником», из родных своих более всех любил младшего брата Александра и был самым любимым сыном у матери Елены Яковлевны, которая, узнав о его смерти, в тот же день ослепла.
Житейское упоминание о нем сохранилось только в «Записках» его племянника Павла Алексеевича.
«…Никакой труд не мог меня устрашить»
«…Отец мой был всегда занят предприятиями по Службе его, - писал он в своих „Записках“, - был несколько угрюм и не всегда приветлив; такова была большая часть военных людей того времени; притом не любил много заниматься детьми своими в малолетстве их. Но он был совсем иначе к ним расположен в другом нашем возрасте». <…>
«На третьем году возраста начали уже меня учить читать по старинному букварю и катехизису, без всяких правил. В то время большая часть среднего дворянства таким образом начинала воспитываться. Между тем не упускали из вида учить меня делать учтивые поклоны, приучали к французской одежде, из маленьких моих волос делали большой тупей, несколько буколь, и привязывали кошелек. Но сие не долго продолжалось. Неискусные парикмахеры выдрали мне все волосы и принуждены были надеть на меня парик: притом французский кафтан, шпага и башмаки представляли из меня какую-то маленькую карикатуру и дурную копию парижского жителя века Людовика XIV».
Так же, как и все его братья, с раннего детства Сергей был записан в военную службу, унтер-офицером в артиллерию, и после долгих колебаний родителей, где воспитываться ему - в кадетском корпусе или дома, решено было последнее, и Сергей Алексеевич был отпущен домой для «прохождения наук».
«Мне отстригли начинавший отрастать тупей, причесали в малые букли, привили длинную косу сзади, надели галстук с пряжкой, узкое исподнее и сапоги - и так из французской одежды я преобразился в маленького пруссака».
Обучение Сергея проходило прежде под руководством дьячка, затем местного лютеранского пастора, который учил его немецкому языку.
В это время, в 1777 году, отец его Алексей Васильевич был начальником над крепостями по польской и турецкой границе, и вся семья Тучковых перебралась на жительство в Киев.
«…Вместо унылых русских песен, раздирающих слух, рожков и сиповатых дудок, услышал я скрипки, гусли и цимбалы, притом пение молодых людей и девок, совсем отличное от диких тонов русских песен. Эти малороссийские песни, без всякой науки во всех правилах музыки сочиненные, поразили мой слух…»
Здесь Сергей Алексеевич изучал с гувернером французский язык, географию и историю. Отец его «…фехтовальное искусство и верховую езду почитал ненужными и говорил: „Я не хочу, чтобы дети мои выходили на поединок“, или „Наши казаки не знают манежа, а крепче других народов сидят на лошади и умеют ими управлять не учась“. Словесность почитал он совершенно пустым делом, равно как и музыку… Он хотел, чтобы все дети его служили в военной службе. Впрочем, мнение сие и поныне господствует между дворянством российским».
«…Некоторые из молодых офицеров, составляющих чертежную канцелярию, занимались со мной арифметикой, геометрией, рисованием и любили стихотворство. Они приносили с собой разные сочинения и читали оныя вслух один другому. Более всего понравились мне сочинения Ломоносова… Сии сочинения родили во мне охоту к стихотворству, я начал сочинять стихи по случаю».
В это время Сергею было 12 лет. Другу их семьи, ректору Киевской духовной академии стихи понравились, и он отправил их в Московский университетский журнал для печатания. В это же время, несмотря на недовольство отца, Сергей Тучков учится игре на флейте.
Вскоре вся семья Тучковых переезжает в Москву, и Сергею приходится бросить полюбившиеся ему занятия.
В Москве Сергей Алексеевич напоминает о присланных стихах для журнала Московского университета, и его любезно принимают в члены «Вольного Российского общества, пекущегося о распространении наук». Он начинает готовить для выступления в «Обществе» литературные переводы, но беспокойная служба отца в который раз отрывает его от приятного занятия. В Петербурге умирает генерал Ф. В. Боур, начальник инженерного корпуса, и А. В. Тучкова за особые заслуги и верную службу вскоре назначают на его место. Тучковы переезжают в Петербург, Здесь Сергей Тучков вступает в «Общество друзей словесных наук», среди членов которого находился и Радищев.
В 22 года Сергей Алексеевич начинает свою действительную военную службу.
«Получив предписание выступить с вверенною мне ротой, я тотчас сделал мои распоряжения и поспешил в дом отца проститься с ним и матерью». Алексей Васильевич обнял сына и сказал: «Ну, любезный сын, да благословит тебя Бог; может быть, долго не увидимся, вот мое наставление: куда пошлют - не отказывайся, а куда не посылают - не напрашивайся; больше слушай, нежели говори…»
«…Теперь скажу, в каком виде было тогда войско в России, столь прославившее государство сие военными своими действиями. Императрица Екатерина, как женщина, не могла заниматься устройством во всех частях оного, а потому попечение о войске она предоставила своим генералам, генералы имели доверенность к полковникам, а полковники к капитанам.
Я застал еще, что голова солдата причесана была в несколько буколь. Красивая гренадерская шапка и мушкетерская шляпа были только для виду, но не для пользы. Они были высоки и так узки, что едва держались на голове, и потому их прикалывали проволочной шпилькой к волосам, завитым в косу. Ружья, для того чтобы они прямо стояли, когда солдаты держат их на плече, имели прямые ложа, что было совсем неудобно для стрельбы. Но всего несноснее была бесчеловечная выправка солдат; были такие полковники, которые, отдавая капитану рекрутов, говаривали: „Вот тебе три мужика, сделай из них одного солдата…“»
По словам Сергея Алексеевича, было много других злоупотреблений и хитростей в полках, «но должно сказать, что полковые и ротные начальники не виноваты в сих употреблениях, от них требовали пышности и великолепия в содержании полков, а денег не давали. Не значит ли сие поставить все полки в необходимость покушаться на злоупотребления?» Так было при Румянцеве. «Потемкин, приняв начальство, велел всем солдатам смыть пудру с головы и остричь волосы, вместо гренадерских шапок и шляп изобрел особого рода каски, довольно спокойные, вместо французских мундиров - короткие куртки или камзолы с лацканами».
В шведской войне 1788–1790 годов Тучков участвовал в морском сражении при Роченсальме, 13–14 августа 1789 года. Репутация отважного воина досталась ему дорогой ценой. Он был ранен в руку, ногу и голову. Контужен.
Он возвращается в Петербург и узнает, что «Общество друзей словесных наук» закрыто, а из-за него и многие другие литературные собрания. «Путешествие из Петербурга в Москву» так сильно подействовало на Екатерину II, что она приказала казнить автора, правда потом заменила казнь пожизненной ссылкой. Не поздоровилось и другим членам «общества». Их арестовывали и дело передавали в суд.
Боевая храбрость спасла Тучкова от расправы. Когда в числе других было названо и его имя, Екатерина II ограничилась каламбуром, что не надо «трогать сего молодого человека, он и так уже на „галерах“, давая понять, что она осведомлена о его блестящей службе в галерном флоте».
Так, вторично Тучков столкнулся с тем, что словесность, мало уважаемая его отцом, как занятие пустое и бесполезное, есть дело небезопасное и весьма политическое. (Первый случай относится к глубокому детству, когда Сергей написал эпиграмму на одного генерала. «Расправу» тогда осуществил отец.)
Осенью 1790 года он решил возобновить занятия музыкой. «Для обучения музыке, вернувшись в Петербург, я нанял музыканта камерной придворной музыки Ми, который давал по приказу Екатерины уроки внукам ее, Александру и Константину».
Один раз он сказал мне: «Я напрасно беру деньги за обучение великих князей, никогда не будут они любителями музыки. Старший внук (Александр) худо слышит аккорд, притом нечувствителен и так скрытен в характере своем, что настоящих его склонностей приметить нельзя, а это худо для государя. Младший, - продолжал Ми, - хотя и имеет изрядный слух, - но как услышит барабан, то бросает все и без памяти бежит к окну. Вот первые черты характера сих великих князей, примеченные музыкантом».
В 25 лет Сергей Алексеевич участвует в войне с Польшей 1792–1794 годов. «Он находится в Вильне в 1794 году во время предательского избиения русских в пасхальную ночь. Выводит из города 16 орудий, спасает знамена Нарвского и Псковского полков, затем в смелом наступлении берет в плен польский батальон». За этот подвиг он становится лично известным императрице и награждается орденами св. Владимира 4-й степени и Георгия 4-го класса, будучи еще в чине капитана артиллерии.
Как человек военный Сергей Алексеевич Тучков и объекты для критики, и образцы для подражания находил в основном среди сослуживцев. Военный гений А. В. Суворова не мог не вызывать в нем восхищения.
Вот что он пишет в «Записках» о великом полководце.
«…Суворов столь известен всякими его достоинствами, характером и странностью поступков, что мне не остается ничего о нем сказать. Разве только, что когда генерал-майор Арсеньев возвращен был уже из плена (Виленские волнения 1794-го. - М. К. ) и находился при нем в должности дежурного генерала, то Суворов, когда имел какое-нибудь неудовольствие, говаривал: „Есть такие люди, которые много любят спать, и слышал я, что есть также, которые никогда не спят“. Потом, оборотясь к находившемуся при нем, спрашивал: „Правда ли это, что есть у нас один артиллерийский капитан, будто он в жизнь свою еще ни разу не спал?“
„О, как я любопытен, - продолжал он, - видеть этого человека и слышать о том, от самого его“. Эти слова были причиной, что я старался не быть представленным этому великому человеку. Я боялся, что таким необыкновенным вопросом не привел он меня в замешательство».
В 1796 году на престол вступает Павел I. Как бывает всегда, при смене правителя, с новым царем на «сцену» выходят новые действующие лица. Введены были новые порядки в армии и в светской жизни. Вот краткая характеристика правления Павла, данная нам в «Записках»,
«Нередко тот, кто безо всяких других достоинств хорошо отсалютует экспонтоном в разговоре, удостаивался повышения чином, награждения орденом, а иногда и имением. А наоборот. Низко его мщение открылось тотчас против чиновников, служивших при князе Потемкине, Зубове и других любимцах Екатерины, а потом против самих вельмож. Сей участи был подвержен и бессмертный Суворов». Император Павел велел, чтобы русская армия «больше была похожа на прусскую, что соблюдается и по сие время сыном его Александром».
Во время правления Павла I Тучкову было приказано подавить мятеж крестьян в Псковской губернии. Сергею Алексеевичу удалось усмирить жителей без кровопролития, за что он был награжден орденом св. Анны 2-й степени.
Зачинщиками мятежа были лица дворянского происхождения, «приобретшие себе право дворянства в России, что не так трудно, и духовенство. Хотя имел я полную власть их наказать, не захотел переступить коренных российских прав. (Отмена при Екатерине II телесных наказаний для дворян. - М. К. ) Да простит мне читатель мой, что я так тогда думал и полагал, что могут существовать в России какие-либо права. Государь, невзирая на коренные права, которым дворянство и духовенство изъемлются от телесного наказания, велел их высечь кнутом и сослать в Сибирь на каторжную работу…»
Умение Сергея Тучкова находить общий язык с людьми, быть справедливым и распорядительным особенно сказалось при управлении им гражданской частью в Грузии, с 1802 года. Вот что он пишет о событиях, предшествовавших этому важному мероприятию.
«…Георгий XII, последний грузинский царь, не знал, что будет после его кончины, так как некоторые члены царского дома искали покровительства дворов персидского и турецкого, имели сильную партию и возмущали народ… Поэтому Георгий решился перед кончиной своей сделать духовную, по которой уступил он все свое царство державе Российской…»
В 1802 году Сергей Алексеевич был назначен гражданским губернатором Грузии. Все это время он, по свидетельству Коломийцева, «имел дело с простым, бедным народом: поселял, устраивал их и принимал все меры для улучшения его благосостояния».
В том же году на Грузию обрушилось страшное бедствие - чума.
Сергей Алексеевич со свойственной ему энергией, вместе с маленькой горсткой людей боролся с эпидемией, и «благодаря только этому, она скоро прекратилась».
«…во время свирепствующей в сем городе чумной болезни принял я все спасительные меры к сохранению их (жителей. - М. К. ) жизни и имущества. Отделив здоровых от зараженных и выпустив первых в надежное место, остался сам с одними зараженными чумою…»
В первые годы царствования Александра I С. А. Тучков продолжает блестящую деятельность на Кавказе в чине генерала. В это время сочиняет очерк, направленный на поднятие благосостояния Грузии, «Записки, касающиеся до земель между Черным и Каспийским морем находящихся, и в особенности о Грузии».
В 1807 году Александр, зная замечательные военные и гражданские качества Тучкова, посылает его на «усмирение украинской милиции». Волнения в армии начались в ответ на манифест Александра I, по которому император обрекал на почти бессрочную службу солдат, хотя до этого обещал «при миновании опасности от французов» роспуск по домам.
По словам Сергея Алексеевича, император Александр вообще «легко отказывался от своих обещаний», но приказ есть приказ, и Тучков отправился усмирять мятеж, руководствуясь и в этом случае своими твердыми принципами, один из которых гласил: «Нет действия без причины, а потому должно с самого начала открыть причину и рассмотреть, справедлива ли она или ложна. В первом случае должно сообразоваться с правами народа, состоянием и образом правления. Хотя причина и справедлива, но всякое возмущение есть не что иное, как самоуправство, а поэтому непозволительно. И прежде, нежели приступить к мерам насилия, нужно доказать мятежникам неправость их поступка, и, смотря по обстоятельствам, невозможность исполнения их предприятия. Во втором случае - только объяснить им несправедливость причины, чтобы обратить их к должному повиновению».
Вот и секрет, почему там, где другие не могли обойтись без штыков и жертв, Сергей Тучков снискал себе добрую славу и среди начальников, и среди подчиненных.
Последние записи в этом дневнике относятся к 1808 году и посвящены военному положению России, двору Александра I и «характеристике наших генералов».
«Я умалчиваю здесь, сколько генералы наши, занимаясь одними только наружными мелочами в отношения одежды солдат, а другие табелями и бумагами, отвыкли от военного искусства. На каждом переходе, в каждом движении, в постановлении лагеря и в выступлении из оного, всякий раз находил фельдмаршал самые грубые и непростительные ошибки».
Далее Сергей Алексеевич приводит, чтобы не быть голословным, курьез, случившийся с генералом Ртищевым во время войны с Турцией 1808–1812 годов. Главнокомандующий князь Прозоровский распорядился, чтобы в 4 часа утра был произведен выстрел из пушки, по которому должен начаться генеральный марш на неприятеля во всех корпусах войска. С. А. Тучков лично передал этот приказ адъютанту генерала Ртищева. Пушка выстрелила в два часа ночи, чем произвела страшный переполох во всем лагере. На вопрос, как это могло произойти, испуганный адъютант доложил, что выстрелил в два по приказу генерала Ртищева, «чтобы войска могли лучше подготовиться к утреннему маршу». Ртищев был отстранен от должности. На его место назначение получил Сергей Алексеевич Тучков.
«Больше здесь, кажется, некому», - зло оглядев генералов, добавил главнокомандующий.
В феврале 1812 года Сергею Алексеевичу удалось взять в плен пашу и более 600 человек турок. Он был представлен Кутузовым к награде.
К этому времени относится и факт построения и заселения Тучковым целого города в Бессарабии (1500 домов и лавок), без всяких издержек для казны. В награду за это Сенат постановил дать городу название «Тучков» в память потомству по имени учредителя (в середине XIX века вошел в черту города Измаила).
Когда началась Отечественная война 1812 года, Сергей Алексеевич находился еще в турецком походе, поэтому принимал участие только во второй ее половине. Он был назначен на ответственный пост дежурного генерала Дунайской армии, под командованием Чичагова.
В конце 1812 года в Минске Сергей Тучков был отдан под суд и отстранен от занимаемой должности. Можно предположить, что подлое обвинение, которое выдвинул против него Адам Чарторыжский, не обошлось без участия злопамятного Аракчеева.
Вражда графа Аракчеева с семьей Тучковых началась еще с 1799 года. По свидетельству П. Т. Коломийцева, в сентябре этого года в арсенале была совершена кража. На часах стоял батальон брата Аракчеева, генерал-майора Аракчеева 2-го. Расследование дела император Павел I поручил Аракчееву. Тот скрыл истинное положение дел и обвинил в «недоглядении» ни в чем не повинного командира другого батальона. Имя его осталось для нас неизвестным. Государь же удалил этого честного человека со службы. Но отставной оказался не трусливым и при помощи Сергея Алексеевича, который никогда не мирился с подобного рода несправедливостями, добился того, что Павел I узнал правду. 1 октября 1799 года вышел следующий царский приказ: «Генерал-лейтенант граф Аракчеев 1-й за ложное донесение о беспорядках отставляется от службы, генерал-майор Аракчеев 2-й за случившуюся покражу в арсенале его батальоном отставляется от службы».
Трудно представить истинное участие в этом деле С. А. Тучкова, но, по-видимому, оно было существенным, если, вернувшись к власти, граф Аракчеев в царствование Александра I чинил всякие препятствия, а в двенадцатом году по ложному обвинению отдал его под суд.
Тучков обвинялся в том, что якобы войска, бывшие в его корпусе, разграбили имение польских князей Радзивиллов, а Тучков лично захватил у «жертвы» 10 миллионов злотых. Расследование длилось более 12 лет, было доказано, что «всем вещам и деньгам, отобранным по приказанию генерала Чичагова у Радзивиллов, была составлена опись, которая вместе с имуществом представлена тогда же Тучковым командующему Дунайской армии генералу Чичагову».
Странно то, что генерал Чичагов к делу привлечен не был и в 1814 году уехал за границу. На все время судебного разбирательства Тучков перебирается в город, основанный им, и живет там в опале до своего оправдания, которое совпало со смертью Александра I, в 1825 году.
За время опалы С. А. Тучков издал «Военный словарь», содержащий «Термины инженерные и артиллерийские, которые необходимо знать генералу для точных приказаний». В 1816–1817 годах изданы «Сочинения и переводы» в 4-х частях. В издание вошли переводы од Горация, трагедий Еврипида, Фебра, Афалия, Ореста и собственные сочинения: басни, сонеты, хоры, стихи и стансы, написанные Тучковым более чем за 20 лет. Среди басен есть одна, касающаяся Аракчеева: «Кокушка и Скворец». Кокушка спрашивает Скворца, что о ней говорят в народе?
Ничего, - отвечает Скворец, - похоже, что о тебе не знают.
Ах так! - сказала Кокушка, - так я теперь буду везде повторять свое имя, без конца. Ку-ку, ку-ку, ку-ку.
Есть один малоизвестный, но замечательный факт в жизни Сергея Алексеевича Тучкова.
В 1821 году, когда он безвинно осужденный жил в городе Тучкове, Бессарабию посетил А. С. Пушкин. В Измаиле Пушкин долго бродил по местам, связанным с суворовским штурмом, и посетил «крепостную церковь, где есть надписи некоторых убитых на штурме».
В этом же городе на обеде у Славича он познакомился с генерал-лейтенантом С. А. Тучковым. Пушкин провел с ним весь день, весь вечер, «домой явился только в десять часов», перед ночью, и о чем они беседовали с генералом, осталось неизвестным. Знакомый Пушкина И. П. Липрапди, сопровождавший его в поездке, писал в своих воспоминаниях, что Пушкин «был очарован его (Сергея Тучкова. - М. К. ) умом и любезностью» и признался, «что остался бы здесь на месяц, чтобы посмотреть все то, что ему показывал генерал».
Можно предположить, что А. С. Пушкин от Тучкова узнал подробности о Радищеве, с которым Сергей Алексеевич был знаком по «обществу друзей словесных наук» в Петербурге, а также о царствовании Екатерины II, Павла I и обстоятельствах убийства последнего.
Император Николай I вспомнил старого и верного воина и в память о его заслугах наградил званием генерал-лейтенанта и орденом Белого Орла за участие в турецкой войне 1828 года и за отличную службу градоначальника Измаила. Когда Сергею Алексеевичу было 63 года, он стал сенатором. Физические и душевные раны давали себя знать. В 1834 году он покидает службу, а вскоре и Измаил. Переселяется в Москву, поближе к единственному, оставшемуся в живых изо всей семьи брату Павлу Алексеевичу, и в 1839 году умирает. Похоронен в Новодевичьем монастыре.
Если говорить о внешности генерал-лейтенанта С. А. Тучкова, то по единственному портрету, который сохранился, можно сказать, что нос у него был крупный и горбатый, подбородок рубленый, волевой, а выражение глаз и губ мягкое, грустное, мечтательное. Вообще внешне Тучковы не похожи друг на друга. Хотя есть в этих лицах что-то общее: привлекательность верных, деятельных и честных людей.
Ну вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о жизни Сергея Алексеевича Тучкова - человека, который, по его собственным словам, в жизни был чрезвычайно предприимчив, и никакой труд не мог его устрашить.
«Те, которые бывают впереди»
Павел Алексеевич Тучков, четвертый сын сенатора Алексея Васильевича Тучкова, родился 8 октября 1775 года в городе Выборге, где его отец был начальником крепостей около шведской границы.
Алексей Васильевич и младших сыновей предназначал для военной службы. Записан Павел был в артиллерию. В шведскую войну 1808–1809 годов награжден за храбрость и распорядительность орденом св. Анны 1-й степени. В сражении на острове Кимито П. А. Тучкову удалось спасти от шведского плена главнокомандующего армии графа Ф. Б. Буксгевдена и дежурного генерала П. П. Коновницына.
После окончания войны в 1809 году генерал-майор П. А. Тучков находился со своей бригадой около Берго и Ловизы и по распоряжению начальства оставался там до декабря. В начале 1812 года Тучков находился в 1-й Западной армии Барклая-де-Толли. К сожалению, этим исчерпывают себя скудные сведения о жизни Павла Алексеевича с момента его рождения и до Отечественной войны 1812 года. Зато имеются его личные записки о войне 1812 года, впервые опубликованные в «Русском архиве» в 1873 году: «…Русские отступали. Главной целью этого отступления была необходимость соединения двух армий: 1-й под командованием Барклая де Толли и 2-й под предводительством князя Багратиона».
В Смоленске это соединение произошло. Из Смоленска армии двинулись на Рудню, в этом движении П. А. Тучкову был поручен особый отряд, из Егерской бригады князя Шаховского, Ревельского пехотного полка под командованием А. А. Тучкова и др. Затем Барклай-де-Толли изменил это распоряжение и армии возвратились к Смоленску.
5 августа П. А. Тучков стал «свидетелем мужественной обороны Смоленска и страшного разрушения сего древнего города».
1-я Западная армия весь следующий день простояла на правом берегу Днепра, в 2 верстах от петербургского предместья, а вечером этого дня Барклай-де-Толли решил выйти на Московскую дорогу, почти на глазах у неприятеля, боясь разобщения со 2-й армией. Войско он разделил на две колонны: левую вел Дохтуров, а правую Н. А. Тучков, старший брат Павла. Его путь лежал через Лубино.
Авангард Павла Алексеевича должен был идти впереди правой колонны, ночью, и первым выйти к Лубино. Далее без остановки его отряд должен был идти к Бредихину. Сначала все шло по предписанию, но вскоре Павел Алексеевич понял, что, покинув Лубино, он открывает противнику чрезвычайно важную точку, соединение Московской дороги с проселочной, и что, заняв ее, французы смогут отрезать I армию от II. А это в настоящем положении равносильно гибели всего русского войска.
В руках Павел Алексеевич держал диспозицию, нарушение которой грозило судом, но совесть его не могла подчиниться формальности.
Он повернул отряд назад и укрепил позицию на Московской дороге. Теперь оставалось только продержаться там до тех пор, пока колонна его старшего брата успеет перейти с проселочной на столбовую дорогу.
Александр Тучков со своим неразлучным Ревельским пехотным полком горячо поддержал брата и остался с ним.
Адъютант, посланный сообщить Н. А. Тучкову о намерении отряда, вернулся. Н. А. Тучков знал обо всем и выслал в помощь храбрецам два полка. Три брата отлично понимали друг друга и были едины в желании защищать свое Отечество. Поэтому для дальнейших распоряжений не понадобилось много слов.
В течение четырех часов отряд Павла Алексеевича мужественно отражал наступление корпуса маршала Нея и подошедших к нему на помощь войск Мюрата и Жюно. Все атаки французов были отбиты. Вечером этого дня наконец все русские корпуса вышли на столбовую дорогу. Армия была спасена, но бой продолжался. Поздно вечером Ней еще раз попытался прорвать центр русских сил, и Павел Алексеевич повел полк в контратаку.
«…Едва я сделал несколько шагов в голове колонны, как пуля ударила в шею моей лошади, от чего она, приподнявшись на задние ноги, упала на землю. Видя сие, полк остановился; но я, соскочив с лошади, и, дабы ободрить людей, закричал им, чтобы шли вперед за мною, ибо не я был ранен, а лошадь моя, и с сим словом, став на правый фланг первого взвода колонны, повел оную на неприятеля, который, видя приближение наше, остановись, ожидал нас на себя. Не знаю, отчего, но я имел предчувствие, что люди задних взводов колонны, пользуясь темнотою вечера, могут оттянуть, и потому шел с первым взводом, сколько можно укорачивая шаг, дабы прочие взводы не могли оттягивать. Таким образом приближаясь к неприятелю, уже в нескольких шагах, колонна, закричав „ура!“, кинулась в штыки на неприятеля. Я не знаю, последовал ли весь полк за первым взводом; но неприятель, встречая нас штыками, опрокинул колонну нашу, и я, получа рану штыком в правый бок, упал на землю. В это время несколько неприятельских солдат подскакали ко мне, чтоб приколоть меня, но в самую ту минуту французский офицер по имени Этиен, желая иметь сам сие удовольствие, закричал на них, чтобы они предоставили ему это сделать.
„Пустите меня, я его прикончу“, - были его слова, и с тем вместе ударил меня по голове имевшеюся в руках его саблею. Кровь хлынула и наполнила мне вдруг и рот и горло, так что я ни одного слова не мог произнести, хотя был в совершенной памяти. Четыре раза наносил он гибельные удары по голове моей, повторяя при каждом: „Ах, я его прикончу“, но в темноте и запальчивости своей не видал того, что чем более силился нанести удар мне, тем менее успевал в том: ибо я, упав на землю, лежал головою плотно к оной, почему конец сабли его, при всяком ударе упираясь в землю, уничтожал почти оный так, что при всем усилии его он не мог мне более сделать вреда, как только нанести легких ран в голову, не повредя черепа. В этом положении казалось, что уже ничто не могло спасти меня от очевидной смерти, ибо, имея несколько штыков упертыми в грудь мою и видя старание господина Этиена лишить меня жизни, ничего не оставалось мне, как ожидать с каждым ударом последней моей минуты. Но судьбе угодно было определить мне другое. Из-за протекавших над нами облаков, вдруг просиявшая луна осветила нас своим светом, и Этиен, увидя на груди моей Анненскую звезду, остановив взнесенный уже, может быть, последний роковой удар, сказал окружавшим его солдатам: „Не трогайте его, это генерал, лучше взять его в плен“. И с сим словом велел поднять меня на ноги. Таким образом, избежав почти неминуемой смерти, попался я в плен неприятелю».
Один из современников П. А. Тучкова писал о судьбе этого боя и личных качествах Павла Алексеевича так: «Блистательный подвиг Тучкова, поглощенный… громадностью… событий, не был в свое время достойно оценен. Впоследствии император Александр уподобил сражение под Лубиным Кульмскому бою».
В лагере французов
«…Не более как через полчаса довели меня до места, где находился неаполитанский король Мюрат, как известно, командовавший авангардом и кавалериею неприятельской армии. Мюрат тотчас приказал своему доктору осмотреть и перевязать раны мои.
Потом спросил меня, „как силен был отряд наших войск, бывших в деле со мною“, и когда я ему ответил, что нас было в сем деле не более 15 000, то он с усмешкою сказал мне: „Говорите другим, другим! Вы были гораздо сильнее этого“, на что я ему не отвечал ни слова. Но когда он мне стал откланиваться, то я вспомнил, что покуда меня вели до него, то храбрый мой Этиен, услыша от меня несколько слов по-французски, начал меня убедительно просить, чтобы, когда я буду представлен неаполитанскому королю, замолвил бы о нем хотя одно слово, которое, конечно, сделает его счастливым. Я не хотел ему платить злом, откланиваясь королю, сказал, что имею к нему просьбу.
Какую? - спросил король. - Я охотно сделаю угодное вам.
Не забыть о награждениях офицера сего, который меня к вам представил.
Король усмехнулся, и, поклонясь, сказал мне:
Я сделаю все, что только можно будет, - и на другой день г. Этиен был украшен орденом Почетного Легиона.
Король приказал отправить меня, в сопровождении адъютанта своего, в главную квартиру императора Наполеона, находившуюся в г. Смоленске. С большим трудом переправились мы через сожженный нами городской на Днепре мост, который кое-как французами был уже исправлен. В глубокую полночь привезли меня в Смоленск и ввели… в комнату довольно большого каменного дома, где оставили меня на диване».
Первые дни плена
История любви. Александр и Маргарита ТучковыС юных лет, входя в Военную галерею 1812 года в Зимнем дворце, я всегда испытываю невольное волнение, ибо оказываюсь в священном месте: со стен, из золоченых рам, на меня смотрит множество мужественных открытых красивых лиц. Но одно лицо особенно привлекает мое внимание.
Не я одна задерживаюсь у портрета генерал-майора Александра Алексеевича Тучкова. Ф. Глинка писал о нем: "В этих чертах, особливо на устах и в глазах есть душа! По этим чертам можно догадаться, что человек, которому они принадлежат, имеет сердце, имеет воображение, умеет и в военном мундире мечтать и задумываться".
Разумеется, мы понимаем, что это посмертный портрет, что приколотая к мундиру медаль за участие в войне 1812 года не могла быть вручена генералу, погибшему на Бородинском поле, но сам его необыкновенно одухотворенный романтический облик художник Доу или его помощники, конечно, отразили верно.
Среди героев, удостоенных портретов в этой галерее, есть немало однофамильцев, которым по принятой в армии традиции присваивались номера по старшинству службы, но Тучков 4-й имеет здесь не однофамильцев, а родных братьев-генералов. Сразу три брата Тучковы - Николай, Павел и Александр - запечатлены кистью Доу в портретной галерее 1812 года (еще один брат, Сергей, тоже генерал, находился на юге в Дунайской армии и поэтому не воевал с Наполеоном).
Николай, Павел и Александр Тучковы (Тучков 1-й, 3-й и 4-й).
Маргарита Михайловна Тучкова родилась 2 января 1781 года в семье знатных родителей. Ее отец Михаил Петрович Нарышкин происходил из рода Нарышкиных, к которому принадлежала еще мать Петра I. Родители Маргариты были обеспеченными людьми и смогли дать дочери хорошее образование. В это время в великосветских гостиных блистал некий Ласунский. Его мать дружила с Нарышкинами и вскоре сумела убедить родителей Маргариты, что только ее сын сможет обеспечить их дочери достойную жизнь. Понятия самой Маргариты о браке были еще очень неопределенными (ей было 16 лет), а Ласунский был так привлекателен.
Портрет М.М. Нарышкиной
Однако после свадьбы все изменилось. Маргарита стала женой развратного циника и лжеца, который видел в ней только богатую наследницу. К тому же, он частенько поднимал на жену руку. Нисколько не смущаясь, Ласунский продолжал вести разгульную жизнь, а Маргарита не отваживалась рассказать родителям правду. В это же время она встретила и полюбила молодого офицера Ревельского полка Александра Алексеевича Тучкова. Похождения ее мужа не могли долго оставаться неизвестными родителям Маргариты. Все открылось, и родители ужаснувшись, стали хлопотать перед царем и Синодом о разводе. Это было сложной процедурой, поскольку в России того времени эти такие вопросы решались на самом высоком уровне. В итоге разрешение было получено. А вскоре после развода, Тучков попросил руки Маргариты у ее родителей, но те, боясь снова ошибиться, ответили отказом.
Дочь Нарышкиных отреагировала согласно своему эмоциональному впечатлительному характеру: свалилась в горячке. Их разлучили не только родительская воля, но и отъезд Александра за границу. В голову приходило то, что приходит всем на свете женщинам. Ну, нужна ли она ему, разведенная, измученная незадавшейся жизнью, не первой по тем временам молодости? Но однажды Маргарите передали небольшой конверт. Легко представить себе, как непослушные пальцы рвали плотную бумагу. На голубом листке оказались стихи, написанные по-французски, каждая строфа заканчивалась словами: «Кто владеет моим сердцем? Прекрасная Маргарита! »
Но... прошло еще целых четыре года, прежде чем они поженились. Маргарите было 25 лет, Александру - 29: весенним погожим днем 1806 года в Москве, в храме на Пречистенке, состоялось венчание красавицы Маргариты Нарышкиной и самого молодого генерала России Александра Тучкова.
Портрет А.А. Тучкова. Дж. Доу, с оригинала А. Варнека, 1813 г
Когда молодые выходили из церкви, к невесте в ноги неожиданно бросился нищий в ужасных лохмотьях и закричал пронзительным голосом, леденящим душу: «Мать Мария, возьми свой посох! » На мгновение все оцепенели. Испуганная девушка машинально взяла из рук старика сучковатую палку, и свадебная процессия двинулась дальше. Тогда бедная Маргарита не знала, что в этот миг из рук юродивого она приняла свою удивительную и жестокую судьбу…
О странном происшествии с нищим скоро все забыли. И лишь Маргарита зачем-то сохранила свой самый необычный свадебный подарок - сучковатую дубовую палку. Ее, вместе с прочим багажом молодая чета увезла в свое тульское имение сразу после венчания. Тихое семейное счастье Тучковых продлилось лишь год: весной 1807 года Наполеон вторгся в Пруссию, и Александру Тучкову было приказано спешно явиться в месторасположение своего полка. Он очень удивился, что молодая жена не вышла его провожать. «Может, оно и к лучшему , - подумал Тучков, садясь в карету, - долгие проводы - лишние слезы ». В тот момент он не обратил никакого внимания на худенького юношу в солдатской шинели, примостившегося рядом с кучером на козлах экипажа. И лишь на ближайшем постоялом дворе он с удивлением обнаружил в юноше… свою любимую Маргариту!
Так Маргарита Михайловна начала сопровождать мужа в военных походах (что в недалеком будущем повторит знаменитая «кавалерист-девица» Надежда Дурова), и стала настоящим подарком судьбы для всех солдат: она была им и за повара, и за лекаря. Быстро обучившись в дороге искусству сестры милосердия, Маргарита Михайловна ловко зашивала солдатам рваные раны, накладывала повязки. Она чистила картошку, варила на костре нехитрую похлебку, а по вечерам с удовольствием ухаживала за лошадьми. Причем, никто никогда не слышал от нее жалоб и упреков, хотя походная жизнь для изнеженной столичной барышни, привыкшей к душистому мылу, тонкому белью и мягкой постели, была крайне тяжела.
В ее гардеробе был только старый мужской мундир, пропахший костром, да грубые солдатские штаны. Ее волосы быстро выгорели на солнце, а лицо обветрилось. Она мужественно перенесла и знаменитый переход русской армии через замерзший Ботнический пролив. «Переход был наитруднейшим , - вспоминал после Барклай-де-Толли, - солдаты шли по глубокому снегу, часто выше колен. Понесенные трудности одному лишь русскому преодолеть только можно ». Но Маргарита была счастлива - ведь она находилась рядом с любимым, и ежедневно спасала жизнь десяткам раненых.
В 1811 году, после рождения наследника Николая, муж все же уговорил Маргариту вернуться домой и посвятить себя воспитанию сына...
Прошло время. Однажды, заснув рядом с кроваткой маленького Николеньки, Маргарита увидела кошмарный сон: как будто она бродит по незнакомому городу, на стенах которого то и дело мелькает кровавая надпись на французском языке -«Бородино ». А потом, будто бы, к ней в спальню заходят отец с братом и протягивают ей Николеньку со словами: «Мужайся, родная, твой муж пал со шпагой в руках на полях Бородина. Вот все, что теперь у тебя осталось от него… ». В ужасе проснувшись, Маргарита побежала к мужу и умоляла его никогда не ездить в загадочное Бородино. Не найдя на карте названия этого небольшого населенного пункта Александр Тучков поспешил успокоить жену: «Забудь, милая, куда ночь - туда и сон! »... Спустя два с половиной месяца, 26 августа 1812 года, в сражении под Бородино, генерал Тучков был убит прямым попаданием пушечного ядра.
Узнав о судьбе своих сыновей - Николай смертельно ранен, Павел попал в плен, Александр убит - матушка их, Елена Яковлевна, без крика и слез опустилась на колени, сказав: «Твоя, Господи, воля.. .». Потом попросила поднять ее: глаза больше не видели. Отыскали лучшего лекаря. Но она сказала: «Не надо. Мне не на кого больше смотреть... »
Женщины старой России... Много ли мы знаем о них? И почему так редко задаемся простым вопросом: а откуда они взялись - блистательная череда героев 1812 года, декабристы, люди искусства, писатели и поэты, первооткрыватели науки, отважные земле- и морепроходцы, государственные деятели - все те, кому Россия обязана своей сильного и могучего государства? Почему забываем мы, что все они - дети своих матерей, взращенные их любовью, наученные их словом и примером?
Как только смогла оставить ребенка, Маргарита добралась до этого проклятого Бородина. Был октябрь и все поле было завалено непохороненными телами. Долго она искала его среди сотен изувеченных трупов, разбросанных по полю. Все было бесполезно - в носилки с раненым Александром попало ядро - от ее любимого не осталось ничего. Тогда, не найдя ничего, кроме фамильного перстня с рубином, она решила построить на поле храм в память о своем муже и всех, кто сложил свою голову в этом сражении. Для этого Маргарита продала все свои драгоценности, заложила имение в Туле, и к 1820 году Спасская церковь (по имени иконы, которую подарил ей муж) была закончена.
К этому времени сын Николай подрос, мать его обожала, ибо с каждым месяцем в нем все явственнее проступали черты Александра. Маргарита переехала в Петербург, где мальчика приняли в Пажеский корпус. Казалось, жизнь выравнивается, время залечивает раны.
Портрет М.М. Тучковой
Но наступил роковой для семьи Маргариты 1826 год. По делу декабристов в Сибирь на каторгу пошел ее младший брат Михаил. Потом, не выдержав испытания, умерла мать, а следом за ней скарлатина унесла 15-летнего Николая. Вне себя от горя, несчастная Маргарита привезла его тело на Бородинское поле, похоронила в склепе Спасской церкви и вновь поселилась в старой избушке. Она была близка к помешательству, буквально почернела от горя. Окрестные крестьяне называли ее за глаза «полуночной княгиней »: по ночам ей слышалось, что муж и сын зовут ее, она выбегала в поле и часами бродила в темноте, рыдая и бормоча что-то непонятное. Утром слуги находили княгиню в склепе в глубоком обмороке. Женщина подумывала о самоубийстве, и даже написала в письме своей подруге: «Скучно жить - страшно умереть… ».
Все изменилось в судьбе Маргариты Тучковой после долгой беседы с митрополитом Филаретом, который сумел убедить бедную вдову, что она ведет жизнь нехристианскую, ведь ее личная боль - это лишь часть общей боли: «Господь дает тебе знак: послужи страждущим, коими кишит грешная земля наша ». И Маргарита организовала общину для обездоленных женщин и сирот, в которой сама ходила за больными и делала всю тяжелую работу. Постепенно жизнь общины наладилась, и в 1833 году она превратилась в Спасо-Бородинское общежительство. А спустя три года Тучкова приняла малое пострижение и стала инокиней Меланией.
В 1837 году на Бородинском поле отмечалось 25-летие войны 1812 года. Были маневры армии, множество гостей во главе с императором Николаем I. Для Мелании это празднование оказалось слишком тяжелым, и она слегла. Государь навестил больную и на прощание спросил, что он может сделать для нее. Она попросила об одном - отпустить на волю брата Михаила. Вряд ли эта просьба понравилась царю, но отказать Тучковой он не смог. Вскоре брат вернулся с каторги. К тому времени, точнее, 28 июня 1840 года состоялось пострижение инокини Мелании в мантию с именем Мария, а на следующий день она была возведена в сан игуменьи.
Так сбылось предсказание московского юродивого: почти двадцать лет, до самой своей смерти, мать Мария каждый вечер обходила монастырский двор, опираясь на дубовый посох, подаренный в день свадьбы....
Настоятельница Спасо-Бородинского женского монастыря, игуменья Мария.
Именно Маргарите принадлежит инициатива проведения ежегодных Бородинских торжеств и круглосуточного поминовения русских воинов, которые совершались в монастыре. На территории обители были воссозданы укрепления одной из Багратионовых флешей. Мемориальный характер носит и посвящение монастырского собора Владимирской иконе Божией Матери, ведь само Бородинское сражение происходило в день церковного празднования Сретения Владимирской иконы - 26 августа.
Спасо-Бородинский монастырь
Игуменья Мария скончалась 29 апреля 1852 года, пережив своего Александра на 40 лет. До последних дней своей жизни она жила в доме напротив усыпальницы мужа и сына. А незадолго до смерти, словно предчувствуя кончину, сожгла письма мужа к ней, не желая, что бы их читали чужие люди. И хотя она не была святой и не являла чудеса исцеления, не была внесена в церковные анналы как праведница и страстотерпица, но эта женщина сделала столько добра, что когда ее хоронили, все монахини плакали и не могли петь. Так что погребение прошло без хорового пения, положенного по православному обряду...
И все же, святой Маргарита Тучкова была - точно так же, как и тысячи других русских женщин, которые потеряли близких, но остались верными их памяти. Она, как и эти женщины, несла свой крест - как умела - и, наверное, до своего смертного часа не ведала сомнений на избранном пути…
И еще... Интересно, что именно в Спасо-Бородинском монастыре при игуменье Марии стали печь хлеб для поминания погибших, названный Бородинским. Теперь этот вкус знают и любят по всей России.... Такой вот символ любви, памяти, верности и самоотверженности - Бородинский хлеб.
<
Спустя сто лет после смерти Тучкова юная Марина Цветаева
влюбится в него - по портрету… И напишет свои знаменитые стихи:
|
Вы, чьи широкие шинели Напоминали паруса, Чьи шпоры весело звенели И голоса, И чьи глаза, как бриллианты, Одним ожесточеньем воли Вас охраняла длань Господня Вам все вершины были малы И вашу хрупкуй фигуру, О, как, мне кажется, могли вы В одной невероятной скачке Три сотни побеждало - трое! Что так же трогательно-юно Вы побеждали и любили |
Знакомые Цветаевой говорили, будто ее избранник - Сергей Эфрон, которому она посвятила это стихотворение, - был удивительнейшим образом похож на Тучкова-четвертого!
В Военной галерее Зимнего дворца висят портреты (их больше 300) генералов - героев войны 1812 года, выполненные английским художником Д. Доу вместе с русскими художниками В. Поляковым и В. Голике. Портрет Александра Алексеевича Тучкова им пришлось копировать по рисунку А. Г. Варнека, но он признан одним из лучших портретов галереи. Однако самый лучший памятник Александру Тучкову воздвигла его вдова своей бессмертной и вечной любовью. Храм, выстроенный ею, до сих пор стоит на Бородинском поле.
Достигайте любви (1 Кор. 14, 1), - мысленно повторяю я апостольский завет счастливым молодоженам. Теперь пришел ваш черед любить, соблюдать верность, рожать и растить детей, защищать от врагов свой дом, свой город, свою землю, как это делали ваши предки. Пришло ваше время познавать Бога, великого и непостижимого в Своей любви и жертве, и подражать Ему в том. И за это за все милостивый и любящий Господь венчает вас славою и честью здесь и в Царствии Своем. Аминь.